Князь-волхв - Страница 77

— Я рассчитывал справиться с ней быстро и без лишних хлопот. Не вышло… Не получилось быстро и без хлопот. Арина оказалась сильнее и хитрее, чем я ожидал. Эти стены, — Угрим обвёл взглядом подземелье, — пропитаны магическими токами Кощеева тулова. Арина смогла черпать из них силу, достаточную, чтобы противостоять мне.

— Княже, позволь спросить…

— Говори, — разрешил Угрим.

— Ты открыл мне свои тайны и запечатанные ходы для того, чтобы я исполнил эту службу? — Тимофей задавал вопрос, в общем-то, уже зная ответ. Но ему хотелось узнать другое: насколько честно ответит князь.

— Для этого, — сухо сказал Угрим. — И для этого тоже. Но прежде чем открыть сокрытое, я спросил, готов ли ты служить мне во всём. И получил утвердительный ответ. Я спрашивал тебя трижды. И трижды ты говорил «да».

Точно. Так всё и было — вынужден был признать Тимофей. Чего ж теперь обижаться-то? Нечего.

— И у опочивальни княгини я тоже стоял неспроста, да княже?

Угрим усмехнулся.

— Я же видел, какими глазами ты смотришь на Арину. Трудно было этого не заметить.

— Значит, поэтому…

Поэтому князь велел ему нести караул перед дверью, за которой была заперта красавица-княгиня.

— Ты бы не смог противостоять чарам Арины, даже зная, что она опасна. А ведь я предупреждал тебя, Тимофей.

Верно. Предупреждал…

— Должен был предупредить, чтобы для Арины всё выглядело правдоподобно. Ей предстояло проникнуть в твои мысли. Я даже давал тебе позволение зарубить её.

Давал…

— Только ты всё равно не смог бы убить Арину.

Тимофей опустил глаза. Да, он не смог.

— А ей убивать тебя было ни к чему. Ты нужен был ей живым.

— Арина убила Ермолая, княже, — заметил Тимофей. И тут же осёкся. — Вернее… вернее, это я убил его по её воле.

Угрим молча кивнул. Понимающе и сочувствующе. Будто знал уже. Да нет, не будто: он, действительно, знал. Когда через Тимофея Угриму открылись помыслы и память княгини, ему стало известно всё. Хотя, может быть, судьбу несчастного дружинника князь предвидел ещё раньше.

— Ты специально поставил Ермолая у входа в подвал? — спросил Тимофей, в упор глядя на Угрима. — Именно его.

Князь кивнул снова, однако на этот раз отмалчиваться не стал:

— Кого-то следовало там поставить. У подвальной двери всегда дежурит стража, и если бы её не оказалось сегодня, Арина заподозрила бы неладное.

Угрим отвёл глаза.

— Я не знал, как она поступит с Ермолаем. Мне жаль его, — сожаление, прозвучавшее в голосе Угрима, казалось искренним. — Он был хорошим воином, хотя и не из лучших. Но, согласись, всегда предпочтительнее потерять того, кто не из лучших.

Согласиться Тимофею было трудно. Но и не согласиться с князем он не мог.

— А как сам ты здесь появился, княже? — Тимофей просто решил сменить тему разговора.

— В подземелье под подвалами детинца много ходов, — ответил Угрим. — Некоторые выходят на поверхность вдали от Острожца. О них известно только мне и все они надёжно запечатаны.

— Твоей колдовской печатью? — уточнил Тимофей.

— Ею, — кивнул Угрим. — Я оставил дружину, с которой уехал, и воспользовался одним из этих лазов, чтобы вернуться. Пробрался сюда и дождался вас. Арина не должна была ничего знать. Поэтому ничего не знал и ты. Никто об этом не знал.

* * *

Их беседу прервал стон Бельгутая. Видимо, замороженная рана начинала оттаивать, а вместе с теплом приходила боль. Степняк сидел на полу, обхватив ногу, пронзённую колдовским лучом. Нойон раскачивался всем телом. Зубы Бельгутая были стиснуты, глаза прикрыты, по бледному лицу катились крупные капли пота. На лбу вздулись вены, а на скулах часто-часто подёргивались желваки.

— Э-э-э, а татарин-то наш совсем плох! — озабоченно протянул Угрим. — Тимофей, скажи бесермену, пусть не дёргается. Я знаю волшбу, под которую он попал. Попробую что-нибудь сделать…

Угрим склонился над раненым. Ханский посол недобро ощерился.

— Твой коназ-шаман, не сумевший справиться даже с голой ведьмой-шулмасой, теперь хочет добить меня, да Тумфи? — прохрипел по-татарски Бельгутай.

Страха в глазах нойона не было. Узкие щёлки на скуластом обветренном лице смотрели спокойно. Щёки горели нездоровым огнём.

— Тьфу ты, дурень! — сплюнул Тимофей. — Исцелить он тебя хочет, а не добить!

— Для чего ему меня врачевать? — удивился Бельгутай. — Побратимом-анда я ему всё равно не стану. Другом тоже. И в союзники набиваться не буду.

Степняк зло покосился на Угрима, поморщился:

— Зачем мне друг, который берёт принадлежащее моему хану?

«Ну вот, опять двадцать-пять, крысий потрох! — мысленно выругался Тимофей. — До чего упрям, всё-таки, этот татарин!»

— И зачем мне союзник, который не в силах удержать взятого?

Палец Угрима коснулся оттаивающей раны. Вопль, который испустил Бельгутай, не был похож ни на что, слышанное Тимофеем раньше. И уж, во всяком случае, на человеческий крик он походил меньше всего. Вопль заметался от стены к стене, забился под сводами, не находя выхода из подземной залы. Тимофей поёжился. Когда ТАК кричат воины, привыкшие к ранам и не обращающие внимания на обычную боль, становится по-настоящему страшно.

Казалось, Бельгутай кричал целую вечность. Угрим, наконец, убрал руку с ноги степняка. Крик оборвался. Обмякшее тело ханского посланца завалилось на бок. Рана над коленом затянулась без следа. Сам Бельгутай лежал без чувств.

— Исцеление колдовских ран всегда такое мучительное? — ошеломлённо спросил Тимофей.

— Нет, конечно, — пожал плечами Угрим. — Я мог бы всё сделать, не причиняя татарину боли.