— Чья это Кость, княже?!
— Это Кощеева кость, Тимофей.
— Кощеева? — брови Тимофея поползли вверх. — Старые сказки говорят…
— Не слушай сказки, — отмахнулся Угрим. — Меня слушай. Сказки, легенды и былички лгут. Я скажу правду. Особую, волховскую, не ведомую прочим.
Князь-волхв говорил. Тимофей слушал…
— В стародавние времена, когда горы ещё стлались равнинами, а морское дно высилось горами, когда колдовская сила царила всюду, и её было больше, чем живительных соков в весеннем лесу, шесть чародеев из разных концов земли пожелали обрести могущество, которым их не мог одарить этот мир.
Речь Угрима текла спокойно и неспешно. Прикрыв веки, князь-волхв говорил подобно сказителю, вещающему былину. Только таких сказок Тимофею слышать ещё не приходилось.
— Не довольствуясь покорёнными силами яви, и вопреки установленным порядкам прави, Шестеро обратились к сокрытым навьим силам. Выбрав место наибольшего средоточия колдовских токов, неразумные кудесники выстроили из своих тел магический шестиугольник. Совместными усилиями они провели Обряд, вскрывающий Запечатанное.
Взбудораженное воображение услужливо рисовало картину, описываемую князем. Возникающие в голове образы живо дополняли недосказанное Угримом. Тимофей словно видел отражение былого в тёмных очах горбатого князя-волхва. И видел, и слышал. Как шесть человеческих фигур, окутанных колдовским сиянием, стоят, вскинув руки, на равном удалении друг от друга. Как под монотонный речитатив заклинаний в воздухе начинает гудеть и вибрировать что-то ещё. Как нарастает и силится иной, чужой и чуждый звук. Как трясётся земля, как яростный вихрь рвёт одеяния Шестерых. И как между чародеями, упёршимися ногами в содрогающуюся твердь, открывается… разверзается…
— Они получили, что хотели, — рассказывал Угрим. — Из нижнего пекельного царства навь выплеснула вызываемую силу, но вместе с ней в явь вступил и её носитель, который сам давно рвался за навьи границы.
— Кощей? — сорвался с уст Тимофей ненужный вопрос. Ответ на который он уже знал.
— Кощ-щ-щей, — негромко, по-змеиному, прошипел князь. — Таково лишь одно из имён навьей твари. О нём известно мало. Но кое-что, всё же, известно. Средоточие его силы таилось в нём самом, в его бессмертной плоти. И силы этой хватило, чтобы проложить самую первую Тёмную Тропу. Кощеева Тропа шла в обход Алатырь — камня, привалившего вход в пекельное царство, и мимо Калинова моста через Смородину-реку, что отделяет навьи чертоги от яви. Тропа дотянулась до центра чародейского шестиугольника, смешав навь с явью, порушив незыблемую правь.
Открылось… Разверзлось… У Тимофея аж дух перехватило, когда он попытался представить, каково это… каково было… каково могло быть!
Угрим продолжал:
— Наверное, сами по себе ни Обряд Шестерых, ни Кощеева Тропа не смогли бы сотворить такое. Но колдовская мощь неосторожных кудесников и сила Кощея устремились навстречу друг другу. Поэтому Кощей и сумел подняться из мёртвой нави в светлую явь.
— И? — затаив дыхание, с трудом вымолвил Тимофей. — И что? Что было после?
Перед его внутренним взором пылало тёмное пламя. Пламя, вырвавшееся из земли, фонтаном ударившее в небо, разметавшее магический шестиугольник, смахнувшее могущественных чаротворцев древности, словно былинки. Вмиг лишившее чувств всех Шестерых. Поглотившее, подмявшее под себя их хваленную мощь и неразумную силу. Именно так Тимофей представлял себе пришествие Кощея. И ничего иного не мог рассмотреть сквозь сплошную бушующую тьму. Простому смертному не дано даже вообразить, как навь мешается с явью.
— Он стал властителем этого мира, — глухо донёсся до Тимофея голос Угрима. — Кощей Чёрный, Кощей Страшный, Кощей Всевеликий, Кощей Неупокаеваемый, Кощей Неуязвимый, Кощей Непобедимый, Кощей Несокрушимый. Кощей-Губитель… Его власть и его жестокость были безграничны, как бесконечна была его жизнь. В те несчастные времена люди, оказавшиеся игрушками в руках Кощея, прозывали его Чернобогом. Но он не был богом — ни белым, ни чёрным, хотя постоянно требовал жертвенной крови. Кощей был просто бессмертным созданием, несущим смерть и ею же живущим
«Ничего себе «просто»!» — пронеслось в голове Тимофея.
— С покорённых народов он брал дань человеческими жизнями, а противившихся его воле истреблял под корень. От Кощеева гнева не укрывали ни крепости, ни леса, ни болота. Он проходил Тёмными Тропами всюду и проникал везде. Он не щадил никого, и только Шестеро, открывших ему путь, вместо искомой власти обрели его милость. Шестеро вынуждены были служить Кощею, оберегая свои жизни. Все прочие мёрли, как мухи.
— Но разве никто… — Тимофей, облизнул сухие губы. — Неужели никто не посмел…
— Ну почему же никто? — усмехнулся Угрим, не дав ему закончить фразы. — Осмелившихся было много. Особенно в первое время. С Кощеем сражались опытные маги, отважные витязи и могущественные князья, но все они лишь забавляли его и гибли без проку, ибо убить бессмертного невозможно. Копья протыкали навью тварь, но её раны затягивались. Мечи и топоры рубили кощееву плоть, но отсечённые куски прирастали вновь, не успев упасть наземь. Раздробленные ослопами кости заново обретали крепость, а вязкая, как мёд, кровь склеивала разваливающееся тело. Отравленные стрелы тоже не причиняли Кощею вреда, и даже огонь отступал от его неуязвимой плоти.
И всё же Кощей недооценил людей. Его сгубила не отвага безрассудных смельчаков, а коварство и хитрость ближайших слуг. Шестеро кудесников долго и внимательно наблюдали за своим повелителем. По крупицам собирали сведения о нём, о его возможностях и об источнике его могущества. Прислуживая, они учились. Преклоняясь и унижаясь, Шестеро по-прежнему мечтали обрести хотя бы малую часть запретной навьей силы.