Князь-волхв - Страница 41


К оглавлению

41

И большой, прикрывающий тулово от седла до шлема, треугольный щит в левой руке. И длинное копьё-лэнс — в правой. Таким копьём всадник легко достанет пешего противника, в какую бы сторону тот не метнулся. Однако бесермен не стал отскакивать в сторону. Бесермен ринулся вперёд. Он атаковал сам!

С рыцарским жеребцом пеший мечник разминулся едва-едва, в последнее мгновение переступив с ноги на ногу и перенеся вес гибкого, подвижного, прямо-таки текучего тела с одной точки опоры на другую. И чуть развернувшись при этом. Чуть-чуть, самую малость…

И нырком уходя под копьё.

Тяжёлый наконечник с трепещущим банером запоздало качнулся вниз, вслед за ускользающей целью, но успел лишь разорвать чёрную ткань на левом плече пешца. Хотя нет, не только ткань: сталь, похоже, пропорола и кожу. И, всё же, рана была не опасной.

Тёмная фигура разогнулась уже стоя почти вплотную к проносящейся мимо неё бронированной туше. Резкий, едва уловимый глазом взмах короткого меча. Низкий секущий удар, пришедшийся по передним ногам рыцарского коня. Над копытами. Под взметнувшийся край кольчужной попоны.

Дикое, пронзительное ржание-визг. Приняв землю не на подкованные копыта, а на кровоточащие обрубки, покалеченный скакун рухнул мордой вниз. Копьё, уткнувшееся в жирный чернозём, переломилось. В стороны полетели щит и шлем. Всадник вывалился из седла. По инерции оба — и конь, и наездник — некоторое время катились по земле. Потом жеребец отчаянно забился в траве, колотя воздух окровавленными культями. А в полудюжине шагов от него вяло шевелился поверженный рыцарь. Растерявшиеся оруженосцы, позабыв о беглеце, скакали к господину. Мечник в чёрных одеждах вновь бежал к лесистым холмам и оврагам.

Впрочем, времени он выиграл немного. Спешенный рыцарь быстро пришёл в себя. Германец поднялся на ноги, вырвал меч из ножен, что-то закричал, указывая клинком на желтолицего иноземца. Приказывает догнать? Схватить? Убить?

Оруженосцы вновь бросились в погоню, огибая тёмную фигуру с двух сторон. На этот раз всадники настигли бесермена быстро. Видимо, полученная рана, не позволяла тому бежать с прежней прытью.

Назревала новая стычка. Беглец остановился. Поднял короткий тёмный меч. Левая рука бесермена нырнула куда-то под куцый кафтанчик.

Что, интересно, у него там припрятано? Кинжал? Кистень?

Преследователи не спешили это выяснять и близко не подъезжали. Отрезав беглеца от леса и кружась на безопасном расстоянии, всадники выжидали. Чего?

Ага! К иноземцу снова спешит рыцарь с мечом. Значит, поединок ещё не закончен. Или это будет уже не поединок, а будет трое на одного?

Честно говоря, Тимофей не испытывал ни сочувствия, ни жалости к похитителю неведомой Чёрной Кости, из-за которого сам едва не лишился головы. Но всё же следовало признать: за свою жизнь чёрный воин дрался умело и отчаянно. Достойно, в общем, дрался.

Бельгутай, до сих пор неподвижно наблюдавший за происходящим, вдруг шевельнулся, потянул из седельного саадака лук, достал из колчана стрелу с бронебойным наконечником — тяжёлым, узким, гранёным.

Каменное лицо степняка ничего не выражало. Тёмные щёлки глаз смотрели бесстрастно и безжалостно.

Тимофей скривился:

— Думаешь, если ты убьёшь этого ночного вора прежде, чем это сделают немцы, Феодорлих будет милостив к нам?

— Я не собираюсь убивать вора, — процедил сквозь зубы нойон.

И приложил оперённый конец стрелы к тетиве.

Тимофей непонимающе уставился на татарина:

— Ты хочешь помочь ему? Помочь сбежать?

— Нет. Я хочу узнать, кто он такой и откуда взялся.

«И куда дел Чёрную Кость, не так ли?» — усмехнулся про себя Тимофей. Что ж, дело хорошее, нужное. Всё равно от нападения на немецкий дозор хуже уже не станет. Тимофей потянулся к мечу и отцепил от седельной луки щит.

— Ну, начинай, Бельгутай. Я, ежели что, подсоблю.

* * *

Бельгутай первым выехал из укрытия: стрелять с седла сквозь ветви деревьев было несподручно. Тимофей последовал за нойоном.

Немцы их пока не замечали, так что ничего не помешало татарину плавно оттянуть тетиву к уху, прицелиться хорошенько и…

Длинная стрела понеслась к всаднику, маячившему слева от беглеца. Оп! Славный выстрел! Стрела пробила кольчужную рубаху и застряла в правом боку. Немец повалился из седла. Зацепился за стремя. Испуганный конь шарахнулся в сторону и поскакал прочь, волоча за собой всадника.

Ага, ну вот их и заметили! Немецкий рыцарь растерянно вертит белобрысый головой, его конный оруженосец, прикрываясь щитом, нерешительно кружит на одном месте.

Снова звякнула тетива татарского номо. Вторая стрела устремилась к цели. Рыцарь как стоял, так и рухнул в траву. В светловолосой башке трепетало пёстрое оперение на длинном древке.

Видимо, смерть господина окончательно убедила последнего оставшегося в живых германца не испытывать судьбу. Развернув коня и забросив щит за спину, оруженосец изготовился к бегству. Бельгутай потянулся за третьей стрелой, но чёрный бесермен, неожиданно возникший на пути всадника, опередил ханского посла.

Резкий, едва уловимый взмах руки от пояса… Судя по всему, проворный пешец метнул что-то махонькое, но смертоносное. Нож? Короткий дрот? Немец выпустил поводья, схватился за лицо и, покачнувшись, начал медленно-медленно сползать с коня.

Ему помогли: бесермен подскочил к всаднику, бесцеремонно сдёрнул его наземь, и в следующий миг сам — не вспрыгнул даже — вспорхнул в опустевшее седло.

Явно не собираясь вступать в переговоры с нежданными спасителями, чужеземец вновь устремился к лесистым холмам.

41