Князь-волхв - Страница 83


К оглавлению

83

— Я вот всё думаю, княже, — негромко проговорил он. — Что если хан Огадай замешкается? Если татары припозднятся или не придут вовсе? Если придут, но не схлестнутся с латинянами?

Угрим не ответил.

— Такое может случиться?

Угрим молчал.

— Ведь может, княже?

— Маловероятно, — выцедил князь сквозь зубы.

— Значит, всё-таки может…

И вновь молчание.

— Мало людей у тебя, — спокойно, без страха, продолжал Тимофей. — Слишком мало. Если твой план не сработает, и татары запоздают хоть немного, зря положишь и дружину, и мужиков.

— Сколько есть в крепости воинов — столько есть, — недовольно повёл бровью князь. — Других ратников мне взять неоткуда, Тимофей. Наколдовать их не могу. Не силён пока в этом. И из Острожца я уходить не стану. Кощееву Кость, что под нами, другим не оставлю.

— Тогда придётся самим за неё костьми ложиться, — понятливо кивнул Тимофей, поглаживая пристёгнутый к поясу шелом. — Умирать с честью, но, сдаётся мне, без особого толку. Не серчай, княже, я просто хочу уяснить всё сразу. Чтобы во время сечи, когда начнут гибнуть люди, не отвлекаться на дурные мысли и ненужные вопросы. За себя-то я не беспокоюсь: я поклялся тебе служить и от своей клятвы не отступлюсь. Но уж, коли ты поставил меня воеводой, то и за ратников твоих я тоже, вроде бы как, в ответе. И чем раньше узнаю, с каким сердцем посылать их на смерть — тем лучше.

— Ну что ты всё заладил: костьми ложиться, умирать, гибнуть, на смерть посылать! — раздражённо пробурчал Угрим. — Не торопись на тот свет, Тимофей. Не в чистом поле ведь латинян встретим. Из крепости будем держать оборону.

Тимофей невесело усмехнулся. Знал он, какова эта крепость, хорошо знал. Да уж, «крепость»…

Старый, давно не чищеный ров с обвалившимися стенками. Оплывший вал с покосившимся тыном. Прорехи в частоколе — словно дыры в щербатом рту. Да и городские стены тоже… Невысокие, выложенные из почерневших от времени брёвен и засыпанные изнутри просевшей землёй, замшелые, подгнившие, давно не чинённые, ненадёжные. Защитные заборала поведены в стороны. Переходные галереи обвисли, а кое-где обвалились и наспех соединены переброшенными досками. Покосившиеся башни зияют не только узкими бойницами, но и щелями в ладонь-две шириной. И детинец — не лучше. Эх, княже-княже, любую крепость следует крепить в мирное время, а не перед набегом супостата. Тимофей не раз и не два говорил об этом князю, а Угрим всё отмахивался. Зря…

— Чего кривишься? — спросил Угрим.

— Да так, — пожал плечами Тимофей. — Думаю, нам большой разницы нет, где биться — в чистом поле или в Острожце.

— Отчего же?

— Княже, ты, в самом деле, полагаешь, что эти стены, — Тимофей обвёл рукой городские укрепления, — выдержат приступ?

— Эти не выдержат, — хмыкнул Угрим. — А разве я говорил о них?

— Но… — Тимофей растеряно захлопал глазами. — Других стен у Острожца нет.

— Будут, — уверенно сказал князь.

— Так ведь того… не успеем выстроить новых-то. Старые, вон, укрепить и то времени не будет.

— Успеем, — отрезал Угрим.

— Когда, княже?

— Сейчас! Вот прямо сейчас и выстроим…

Перегнувшись через деревянную оградку, князь крикнул толпившимся внизу воинам:

— Отойти от стен!

Приказ передали от десятка к десятку. Недоумевающие дружинники послушно отступили. Ополченцы тоже попятились назад.

— Дальше! — рявкнул Угрим.

Отошли дальше.

Тимофей в изумлении наблюдал за князем. Тот вновь повернулся к нему. Улыбнулся — широко, бесшабашно.

— Ну, Тимофей, держись теперь покрепче.

— В каком смысле? — не понял Тимофей. — За что держаться-то, княже? Зачем?

— На ногах держись. Вниз не падай. Далеко лететь придётся.

Тимофей не ответил. Не успел, пока можно было. А после говорить пропала всякая охота.

* * *

Губы Угрима зашевелились, бормоча непонятное. На щеках запылали красным лихорадочные пятна. Лоб покрылся испариной.

Угрим опустил голову, упёршись подбородком в грудь. Застывшие, неживые какие-то, глаза смотрели в доски между княжеских сапог. Медленно-медленно Угрим развёл руки в сторону. Встал крестом, держа ладони вниз. Затем так же медленно, с натугой, словно преодолевая сопротивление, развернул вверх обращённые к земле длани с растопыренными пальцами.

Тимофей ощутил вибрацию под ногами. Дрожали дощатый настил надвратной башни и весь её деревянный сруб, дрожали ворота и стены вокруг, дрожала сама земля под крепостным фундаментом. Сквозь хруст, треск и скрежет снизу донеслись испуганно-изумлённые крики дружинников и ополченцев. Кто-то указывал пальцем вверх, кто-то, разинув рот, глядел перед собой. Взволнованные люди смотрели на оживающие укрепления.

А городские стены шевелились и ворочались, будто огромный ползучий гад, опоясал Острожец и намеревался затянуть петлю. И странно было: почему ненадёжная ограда эта, так и ходившая ходуном, нет — не ходившая уже — плясавшая, никак не разваливается.

Ратники внизу пятились, отступали…

Лицо князя налилось кровью и побагровело так, словно Угрим тянул за собой оратайский плуг.

Над покачивающимися заборалами клубилась пыль, вниз осыпались щепа и труха. Струилась земля из раздавшихся щелей между брёвен. Стенные пролёты и башни кренились всё сильнее, будто стремясь выворотить друг дружку из земной тверди. Однако Угрим стоял без опаски: князь словно прибил ступни гвоздями, словно врос ногами в трещавшие под ним доски, словно корни пустил. Раскинувшего руки Угрима качало и мотало из стороны в сторону, но князь, казалось, не замечал этого и продолжал творить свою волшбу.

83