Князь-волхв - Страница 50

Ещё миг — и татарский клинок пропорет княжеский кафтан и то, что под ним.

И ведь пропорол бы, стой перед Бельгутаем обычный человек. Но князь-волхв не был обычным противником.

Угрим не отступил и не отпрянул назад. Он просто исчез с одного места и появился в другом — в доброй полудюжине шагов. Не изменив позы, не шевельнувшись. И только колыхание опадающего плаща свидетельствовало о том, что движение всё же было. Молниеносное, неуловимое глазом. Как такое произошло, какое заклинание использовал Угрим, Тимофей не знал. Ему лишь почудилось, будто князю помогла сама земля, вернее, земляной пол подземелья. Пятачок, на котором стоял Угрим, раздвинув твердь позади, в мгновение ока вынес князя из-под опасного удара.

— Х-х-у! — коротко выдохнул Бельгутай.

Сабля проткнула воздух. Степняк замер в недоумении. Вытянутая рука, выброшенный в смертоносном выпаде кривой клинок…

А в следующий миг последовал ответный удар.

Угрим, шепнув что-то краткое и невнятное, быстро свёл и тут же развёл руки. Хлопка при этом слышно не было. Было слышно другое.

Треск. Испуганное ржание степной лошадки под невысокими сводами.

На этот раз каменный зуб, нет — сразу два зуба выдвинулись не из сводчатого потолка, а из стен подземелья. Массивные, неровные, тупые, они устремились навстречу друг другу, словно две горизонтально подвешенные колонны. Словно два тарана, одновременно ударившие с разных сторон. Сомкнулись на неуловимую долю секунды. Грохнули один о другой перед лицом Бельгутая. Схлопнулись, срослись, съединились. Поймав, сдавив и вобрав в себя выставленный вперёд изогнутый клинок.

Камень глухо и сухо стукнул о камень. Звонко и жалобно пропела боевая сталь, зажатая между провернувшимися валунами. Искры, дымок…

Каменные зубья разошлись с той же скоростью, с какой выдвинулись из стен. Вросли обратно в кладку. Исчезли, будто не было их и в помине. Только звякнула об пол искорёженная, изломанная, выщербленная и пожёванная полоска металла. Татарская сабля переломилась над самым эфесом. В кулаке Бельгутая осталась лишь бесполезная рукоять.

Степняк зло ощерился. В узких щёлочках глаз всё ещё полыхало пламя. Бельгутай покосился на перепуганную забившуюся в угол лошадку. На лук в саадаке, притороченном к седлу, на колчан со стрелами…

— Тимофей, скажи послу, что в следующий раз камень может раздавить и его, — повелел Угрим.

Тимофей перевёл слова князя.

Бельгутай медленно и аккуратно, словно подношение степняцкому божку, положил на земляной пол сабельную рукоять

Тимофей облегчённо вздохнул, бросил меч в ножны.

И опять татарин обвёл его вокруг пальца! Резко распрямившись, нойон рванул из-за голенища нож-хутуг. Тимофей запоздало попытался остановить неугомонного степняка. Куда там! Руки схватили пустоту.

Бельгутай вновь атаковал князя. Шаг, другой. Разбег. Прыжок. Дикий звериный взвизг. Кривой засапожник, занесённый над головой Угрима…

На этот раз князь-волхв поймал Бельгутая в его последнем прыжке. Угрим вскинул руки навстречу татарину, что-то шепнул — коротко и быстро. Яркий синий высверк, полыхнувший на кончиках пальцев ищерского кудесника, ударил в летящую фигуру.

И фигура замерла. Визг степняка оборвался. Бельгутай завис в воздухе — в полушаге от Угрима, в локте от пола. Завис нелепо и необъяснимо. Неподвижно. Поджатые ноги, рука с ножом, уже опускающаяся для смертельного удара, взметнувшиеся, да так и не опавшие полы походного плаща-цува, наброшенного поверх доспеха, перекошенное лицо, глаза навыкате, рот, раззявленный в беззвучном крике…

Угрим опустил руки. Устало выдохнул. Неодобрительно покачал головой, глядя на неподвижную фигуру перед собой.

Тимофей отступил на шаг, не отводя глаз от подвешенного в воздухе посла. Тот не шевелился. Не моргал даже. А главное — не падал! Бельгутай был подобен искусно высеченному и раскрашенному истукану. Только… только истуканы ведь не парят в воздухе.

Тимофей ошеломлённо повернулся к Угриму.

Князь тяжело дышал. Видимо, не так уж и легко было сотворить подобное чародейство.

— Он… он… он… — хрипло бормотал Тимофей. Слова давались с трудом. — Он жив, княже?

— Жив, — ответил Угрим. — Живой татарин ещё может мне пригодиться, а от мёртвого посла проку не будет.

— Но… — Тимофей растерянно поднял руку, указывая на Бельгутая. — Но как?!

— Ничего страшного, — отмахнулся князь. — Просто для него остановилось время. На время…

Тимофей непонимающе хлопал глазами. Однако князь в подробные объяснения вдаваться не стал. Утратив интерес к Бельгутаю, Угрим шагнул к вмурованному в камень бесермену.

— Давай-ка, Тимофей, поговорим теперь с другим нашим … хм… гостем.

Тимофей заставил себя отвернуться от Бельгутая, взглянул на голову, торчавшую из каменной колоны.

— Этого иноземца, разве что, только калёное железо разговорит, — рассеянно заметил он. — И то, я не уверен. Крепкий бесермен.

— Не только железо, Тимофей, не только, — усмехнулся князь. — Правда, ведь?

Вопрос был обращён к пленнику.

— Княже, он, вроде, и языка-то нашего не понимает, — предупредил Тимофей.

— Ничего, меня поймёт, — с губ Угрима не сходила холодная насмешливая улыбка.

Князь-волхв не отводил от полонянина немигающих смоляных глаз. И словно неведомая сила притягивала к его глазам взгляд злых щёлочек на искажённом бесерменском лице. Тимофей отчётливо видел: злости в них становится меньше. Страха — больше. Что творил сейчас Угрим с беспомощным пленником одними лишь своими тёмными очами, трудно было даже представить.