Крысий потрох! Не закройся он щитом, эти «звёздочки» угодили бы ему в лицо.
Впрочем, метательные звёзды и без того сделали своё дело: на время отвлекли внимание. На краткое время, на пару мгновений всего, но и этого хватило. Когда Тимофей вновь глянул на незнакомца, тот уже бежал. Не от него — на него!
— Э-э-э! — Тимофей попытался, было, осадить прыткого иноземца, потеснить его конём и свалить с ног. Рука потянулась к мечу.
Бесермен опередил. Подскочил к гнедку почти вплотную. Толчок. Прыжок. Короткий пронзительный выкрик-выдох…
Тимофей и не предполагал, что человек способен прыгать так высоко. И так оглушительно кричать. Не догадывался он и о том, что человеческая нога может бить настолько сильно.
А ударила Тимофея именно нога прыгуна. В правый бок, под дых, под пластину нагрудного зерцала. Будто ослопом шарахнули! Кольчуга и толстый поддоспешник смягчили удар, но это помогло мало.
Да, подобной прыти от раненного пешца Тимофей не ждал, а потому и не успел покрепче усесться в седле. Наоборот, потянувшись к мечу в ножнах — всем телом подался влево. Вес щита тоже пришёлся на левую сторону. И как нарочно конь, испуганный криком чёрного бесермена, дёрнул головой, вырывая повод из пальцев.
Удар прыгучего иноземца сбил дыхание и лишил равновесия. А дальше всё уже шло само собой. Нога выскользнула из стремени. Тимофей, скатился с седла, как с ледяной горки.
Вообще-то, они упали оба, по разные стороны от гнедка. Тимофей быстро поднялся уже с обнажённым мечом. Как ему казалось — быстро. Однако треклятый бесермен, не обременённый доспехом, оказался ещё проворнее. Пустующее седло он занял первым. Так и не выпустив, кстати, свою суму.
Гортанный крик. Звонкий шлепок по крупу. Теперь беглец в чёрном бил чужого скакуна не мечом, а голой рукой. Но бил так, что гнедок Тимофея сразу сорвался с места в галоп.
Однако домчать седока до спасительного леса не успел.
Бельгутай ринулся наперерез. Вслед беглецу взвилась змеящаяся петля. Захлестнула наездника…
Сколь бы ловкой бестией ни был этот чёрный бесермен, но от татарского аркана, уйти не смог. Волосяная верёвка выдернула тёмную фигуру из седла, сбросила в траву. Наземь упала и сумка беглеца.
Бельгутай, не давая жертве опомниться, погнал лошадь по большому кругу. Нойон поволок визжащего пленника за собой, затягивая петлю всё туже. Он скакал до тех пор, пока чёрная одежда иноземца не превратилась в лохмотья, набухшие от крови и сока луговых трав. Когда добыча перестала трепыхаться, Бельгутай остановил лошадь, спешился, отмотал верёвочный конец от седельной луки и, сплетя ещё одну петлю, направился к полонянину.
Тимофей поспешил на помощь. Бегом, на своих двоих. Меч болтается в ножнах, щит — на левой руке. На языке — бранные слова. В душе клокочет ярость. Надо ж было так опростоволоситься! Чтобы пеший, да безоружный вышиб конного и вооруженого из седла! Позорище! А, впрочем, сам виноват. Внимательнее надо быть с чужеземными бойцами.
Пленник, не шевелясь (утихомирился, наконец-то, сердешный!), лежал на спине. Локти притянуты к бокам. Петля, плетённая из жёсткого конского волоса, туго впечаталась в руки, грудь и спину. Одежда подрана, лицо исцарапано.
Бельгутай предусмотрительно подступил к беглецу сбоку, осторожно склонился над безжизненным телом, набросил верёвку на согнутые ноги.
И безжизненное тело ожило.
Увы, даже проявленная осторожность не уберегла степняка. Иноземец вдруг резко, словно детская игрушка-волчок, крутнулся на спине. Развернулся всем туловом. И из лежачего положения лягнул обоими ногами Бельгутая в лицо.
Отпрянуть нойон не успел. А двойной удар чёрного бесермена оказался, видимо, не менее сильным, чем тот, который вышиб из седла Тимофея. Шлем с поднятой личиной-тумагой слетел с головы Бельгутая, сам степняк рухнул навзничь, словно сбитый булавой.
Проклятье! Тимофей кинулся к лежащему полонянину.
Ан нет, не к лежащему уже!
Человек в петле ещё раз сильно дрыгнул ногами. Без помощи рук, одною лишь спиной, оттолкнулся от земли, подбросил себя вверх. Изогнулся дугой, словно червь, легко вскочил на ноги. Метнулся в сторону. И ведь не к спасительному лесу побежал, а опять к своей суме! Ишь, бежит быстро-быстро перебирая ножками, на ходу подёргивая плечами, старается высвободиться из тугой петли. А следом тянется верёвочный хвост.
Вот на него-то и наступил Тимофей. Прижал ногой покрепче.
Беглец упал.
Тимофей дёрнул верёвку на себя, наново затягивая петлю. Неугомонный бесермен яростно бился и извивался на земле. И — надо же! — выскальзывал-таки из пут. Не человек прямо, угорь в человеческом обличье…
— Бельгутай! — позвал Тимофей — Бель-гу-тай!
Степняк приподнялся из травы, ошалело мотая головой и постепенно приходя в себя после страшного удара.
— Держи крепче! — Тимофей бросил татарину конец верёвки. Сам бромился к тёмной фигуре, возившейся в траве.
Бельгутай натянул верёвку. Тимофей подбежал к полонянину. Уже наученный горьким опытом — своим и чужим — уклонился от ноги, целившей под полумаску шлема. Навалился сверху, придавливая маленькое вёрткое тело щитом, как змеюку камнем. Тело под щитом, в самом деле, шипело по-гадючьи, норовило высвободиться, лягнуть, укусить. Щуплого на вид бесерменчика, даже раненного, даже опутанного верёвкой и полузадушенного, одолеть оказалось непросто.
Но не невозможно.
Улучив момент, Тимофей размахнулся как следует…
Пудовый кулак обрушился на голову иноземца. Одного удара оказалось достаточно. Тело под щитом вмиг обмякло. И теперь-то уж, похоже, по-настоящему. Тимофей снял шлем. Утёр пот со лба. Кто бы мог подумать, что с одним человеком будет столько хлопот?!