Князь-волхв - Страница 3


К оглавлению

3

Глухой стук. Звон металла о металл. Вскрик.

От шлема арбалетчика отскочила чёрная металлическая звёздочка с отточенными до бритвенной остроты лучами. Ещё одна такая же застряла в ложе самострела. Третья торчала между глаз стрелка.

Арбалетчик покачнулся. Отшагнул назад. Рука судорожно сжала пусковую скобу. Сорвавшийся с тетивы болт полетел вверх и в сторону. Над мостом. За реку.

* * *

Арбалетчик стал шестой жертвой монаха-убийцы, однако рыцарь, потерявший всех своих кнехтов, был столь же упрям и бесстрашен, как и животное, изображённое на его гербе. Бычий рыцарь приближался к противнику, удерживая клинок перед лицом на тот случай, если придётся отражать смертоносные чёрные звёзды. Но пилигрим больше не метал свои диковинные снаряды и не хватался за меч.

Отступив на шаг, на два, на три — и тем немного увеличив дистанцию, монах неожиданно рванул из-под рясы конец чёрного верёвочного пояса. А впрочем, пояса ли?

Под широкой полой укрывался аккуратно свёрнутый моток прочной верёвки с диковинным кинжалом-крюком на конце. Такая же затемнённая, как у потайного меча и метательных звёздочек, сталь. Два клинка на одной рукояти. Один — прямой, обоюдоострый. Другой — загнутый, будто птичий клюв или острие боевого молота, больше похожий на миниатюрный серп с односторонней внутренней заточкой.

Именно это оружие пилигрим намеревался использовать против рыцарского меча. Верёвку бенедиктинец придерживал левой рукой. В правой сжимал рукоять раздвоенного кинжала.

Расстояние между противниками сокращалось. Монах, упёрся спиной в рогатки. Бычий рыцарь поднял клинок, намереваясь одним ударом покончить с опасным богомольцем. Не вышло.

Резким боковым взмахом справа бенедиктинец метнул кинжал-крюк в ноги противнику. Верёвка с грузом на конце захлестнула лодыжки рыцаря. Тёмная сталь звякнула о блестящие поножи. Крюк, словно коготь, зацепился за позолоченную шпору.

Тяжёлый длинный меч так и не дотянулся до монашеского куколя. Клирик дёрнул верёвку на себя. Дощатый настил ушёл из-под ног рыцаря, и тот рухнул навзничь. Затылок, не защищённый шлемом, глухо стукнулся о сухое дерево.

Фигура в чёрной монашеской рясе коршуном налетела на обмякшего мечника. Удар под запястье — и малопригодный для ближнего боя меч выскользнул из ослабевших пальцев.

Поверженный рыцарь успел, правда, левой рукой рвануть из-за пояса кинжал милосердия, но ловкий противник перехватил и её. Руку с мизерекордией, целившую под чёрный капюшон, он легко, в одно движение, преломил о подставленное колено. Хрустнула кость. Звякнул о дерево выпавший кинжал. Громкий крик огласил окрестности.

Бенедиктинец рывком перекатил орущего рыцаря со спины на живот. Оттянул ворот кольчуги. Нанёс короткий, и не то чтобы очень сильный, не удар даже — тычок твёрдыми, как железо, пальцами. Пальцы ткнули под шею, в верхнюю часть хребта. В какую-то особую точку между позвонков.

Позвоночные диски шевельнулись и чуть сдвинулись. Чуть-чуть, самую малость. Крик оборвался.

Нет, бычий рыцарь не был мёртв. Скованный и обездвиженный невидимыми оковами, потерявший всякую чувствительность и не ощущающий даже боли, он прекрасно видел и слышал всё происходившее вокруг, но не мог при этом пошевелить хотя бы мизинцем. Да что там пошевелить: он не мог сейчас даже стонать. Даже дышать в полную грудь не было сил. Рыцарь лишь жадно ловил воздух мелкими-мелкими глотками.

Задерживаться над парализованным противником монах-убийца не стал. Подхватив свой крюкастый кинжал, он метнулся на стук копыт.

Это мальчишка-оруженосец, выйдя, наконец, из оцепенения, вскочил на неосёдланного господского коня. Юнец решил не испытывать судьбу в единоборстве с нечистью, каким-то чудом облачившуюся в монашескую рясу. Ибо только нечисть, но никак не обычный человек, способна была сотворить то, что было сотворено.

Держась за белую гриву, оруженосец отчаянно колотил пятками по конским бокам. Рослый жеребец зарысил, набирая скорость… Скакун, привыкший к острым шпорам, жёсткой узде и более крепкой руке, разгонялся неохотно. Но всё же разгонялся. Однако и демон в чёрной рясе никого не собирался отпускать живым с речной заставы.

Безжалостный пилигрим не только дрался, но и бегал так, как не доступно человеку из плоти и крови. Оглянувшись, оруженосец в ужасе увидел, что пеший пилигрим нагоняет его, скачущего на коне! Чёрная фигура словно летела над землёй. Ноги монаха мелькали так быстро, что трудно было уследить. Широкая ряса развивалась, подобно крыльям. Верёвка от крюка-кинжала, будто хвост, волочилась сзади.

Порывом ветра с головы преследователя сорвало капюшон. Под монашеским куколем открылось чужое, нехристианское лицо. Плоское, жёлтое, с маленькими злыми щёлочками глаз.

Перепуганный оруженосец заорал в самое ухо коня, зарылся лицом в гриву, не желая больше смотреть и видеть. Преследователь, не останавливаясь, подтянул верёвочный хвост, размахнулся…

Крюкастый кинжал полетел вдогонку всаднику.

Беглец ощутил хлёсткий удар по левому плечу. Перед глазами мелькнула чёрная верёвка… Изгиб тёмного металла.

А в следующий миг заточенный с внутренней стороны крюк серпом полоснул по незащищённому горлу.

Юный оруженосец, которому уже не суждено было стать рыцарем, не успел даже всхрипнуть. Пальцы судорожно вцепились в гриву. Натянулась, как струна на лютне, волосяная верёвка.

И крюк срезал. Сорвал.

Голову. Целиком.

Отделённая от тела, она мячиком… комком волос… растрёпанным клубком шерсти отлетела в сторону.

3