Князь-волхв - Страница 25

Ещё бы не повалиться! Тимофей вложился в этот удар полностью, целиком и без остатка. Отстранившись от всего остального. Позабыв обо всём на свете. Даже о том, о чём забывать не следовало. Даже в пылу настоящей сечи. И уж тем более, в никчёмной горячке потешного турнирного боя.

Расплата пришла незамедлительно.

Пока Тимофей тонул в безумном исступлении схватки, был нанесён ответный удар. Внезапный и неотразимый. Удар не крепкой рукой, не тупым коронелем, вышибающим человека из седла и мозги из черепа. Не боевым мечом и даже не предательской стрелой, пущенной исподтишка.

ВЗГЛЯДОМ!

Его ударили в тот момент, когда он бил сам. И в тот, и в следующий. И чуть позже. Его ковыряли и терзали, точно и метко вгоняя незримые клинья под шлем, под черепную коробку, под надёжную магическую защиту, поставленную Угримом, но требовавшую и присутствия его, Тимофея, воли и силы. Воли и силы, которые сейчас были направлены на другое: на бой и победу.

Именно поэтому он пропустил удар. Поэтому не сразу понял, что происходит. Отчего вспыхнула в голове нестерпимая боль. Что за багровая искристая муть разорвалась в глазах. И чьи очи вдруг открылись в нём. Внутри него…

Понимание пришло лишь несколько мгновений спустя. Пристальный взгляд немигающих чёрных глаз, проникавший через его глаза, безжалостно и бесцеремонно копошившийся в его мыслях и чувствах, принадлежал Михелю Шотте. Колдун в красных одеждах, укрывавшийся за пологом императорского шатра, теперь стоял возле трона Феодорлиха. Латинянский маг стоял и смотрел. Из-за стены телохранителей-щитоносцев, из-за факельных огней.

ВСМАТРИВАЛСЯ.

Боль, потрясение и отчаяние оказались столь велики, что Тимофей едва удержался в седле. Пошатнулся, как Бельгутай. (Видимо, нойону тоже здорово досталось… То же и досталось!) Но, всё-таки, усидел на коне, подмял боевое исступление, собрал волю в кулак, выпихнул прочь чужой взор, закрылся снова.

Поздно? Слишком поздно? Или всё же не очень?

С зубовным скрежетом он гадал про себя, что сумел, а чего не смог выведать проклятый колдун, проникший за Угримову защиту. И где-то в глубине души понимал: Михель теперь знает всё, что ему было нужно узнать.

…Через рыцарскую стенку удалось прорваться лишь четверым посольским воинам. Бельгутай, Тимофей и ещё два нукера, достигнув противоположного края ристалища, где воткнутые в землю факелы образовывали огненный тупик, развернули коней, огляделись.

На месте недавней сшибки лежали люди и билась степная кобылка с повреждёнными ногами. Шесть татарских воинов были повержены копьями и потоптаны конями. Трое неподвижны. Трое слабо шевелятся. Однако среди павших степняков валяются и немецкие рыцари. Четверо. Один не подаёт признаков жизни.

И что теперь? Брать новые копья и продолжать? На потеху императору, на радость императорскому колдуну?

Тимофей видел, как Михель склонился к уху Феодорлиха. Император внимательно выслушал мага, кивнул, небрежно махнул рукой. Хриплый звук рога возвестил об окончании бухурта. Всё ясно. К чему продолжать бой, который уже выполнил своё предназначение?

Полтора десятка слуг и оруженосцев, опрокинув факелы, уже бежали к поверженным германцам. Несколько нукеров Бельгутая спешили к сбитым товарищам.

Тимофей покосился на ханского посла. Откинув защитную личину, тот хмуро наблюдал за суетой на турнирном поле. Смотрел Бельгутай туча-тучей. На выступающих скулах ходили желваки. Злобно щурились, отражая факельное пламя, глазки-щёлки.

Нойон встретился взглядом с Тимофеем. Понимание без слов проскользнуло между ними. Потом прозвучали слова.

— Я ошибся, Тумфи, — процедил Бельгутай. — Не нужно было соглашаться на этот турини.

— Михель? — тихо и коротко спросил Тимофей.

— Он, — скрипнул зубами Бельгутай. Степняк хлестнул ненавидящим взглядом по красной фигуре у императорского трона: — Пр-р-роклятый шаман!

Феодорлих поднялся с трона и направился к шатру. За ним последовал Михель. Видимо, ни того, ни другого больше не интересовал турнир. Что ж, у императора и мага имелись дела поважнее. Им будет теперь, что обсудить.

Кто-то уже прокричал о победе «благородных германских рыцарей», хотя победа эта была ещё не окончательной и не безусловной. От шатра Феодорлиха к Бельгутаю и Тимофею спешил рыцарь в дорогих доспехах и богатых одеждах. Приблизившись, посланник императора вежливо, но твёрдо попросил посольских воинов, усидевших на конях, покинуть ристалище вслед за теми, кто был выбит из сёдел.

— Его величество велел передать, чтобы вы никуда не отлучались из лагеря, — сказал немец. — Вас известят, когда его величество пожелает с вами встретиться.

— А его величество пожелает? — с сомнением спросил Тимофей.

Теперь-то?! После всего-то?!

— Его величество пожелает, — холодно было обещано ему.

Шесть немецких рыцарей с видом победителей уже торжественно объезжали поле. Жёлтые огни факелов отражались в начищенных доспехах. Зрители ликовали.

Тимофей переводил Бельгутаю слова германца.

— Возвращаемся в лагерь, — бросил нойон и зло взмахнул плетью.

Тимофей нагнал его уже за ристалищем.

— Что ты намереваешься делать, Бельгутай?

— Ждать, Тумфи. Ты же слышал волю императора.

— Чего?! — Тимофей ах сплюнул в сердцах. — Чего ждать-то?!

— Я совершил ошибку, и Хейдорх узнал то, чего ему знать не следовало, — посол вздохнул. — Но случившегося не переиначишь, и теперь я должен понять, что предпримет император, обладая полученным знанием.